О чем печалится «плачущая вдова»

Особой популярностью среди этих особняков пользуется строение в усадьбе на углу улиц Лютеранской, 23 и Банковой. Его необычный облик, сложный силуэт, замысловатые архитектурные детали служат прекрасным образцом стиля модерн. Фасады особняка отделаны разнообразными материалами: гранитом, бетоном, кованым металлом, кирпичом или керамической плиткой под кирпичную кладку; капитальная ограда участка составляет неразрывное целое с домом. Самое заметное место в декоре здания принадлежит криволинейному центральному фронтону со стороны Лютеранской улицы. Его венчает крупный рельеф — маскарон в виде прекрасного женского лица. В непогоду по каменным щекам стекают дождевые капли и остаются характерные темные следы. Отсюда — название, которое дали особняку киевляне: «дом плачущей вдовы».
Само собой разумеется, история здания обросла легендами. Одну из них пересказывал Виталий Врублевский — в свое время помощник первого секретаря ЦК КПУ Владимира Щербицкого, работавшего в бывшем здании ЦК рядом с особняком. Миф приписывал возведение «дома плачущей вдовы» Владиславу Городецкому: «Его Городецкий, якобы, построил для своей сестры, у которой не сложилась личная жизнь». Есть и другие версии, столь же романтичные — и столь же фантастические.
На самом деле документы и воспоминания современников содержат достоверные сведения как о заказчике, так и о строителе особняка на Лютеранской, 23. Известно, что его владельцем являлся коммерсант, полтавский купец 2-й гильдии Сергей Аршавский, в начале 1905 года купивший усадьбу с небольшим одноэтажным деревянным домиком у подпоручика Льва Гербаневского. Новое двухэтажное каменное здание начали возводить в 1907 году по проекту архитектора Эдуарда Брадтмана, а к лету 1908-го оно было уже вполне готово. Заказчик, судя по всему, представлял собой «бизнесмена нового типа». Если при Гербаневском на территории усадьбы имелись служебные постройки в виде конюшен и сарая для экипажей, то при Аршавском здесь появились два автомобильных гаража и комната для шофера. Каждый этаж представлял собой самостоятельную квартиру с десятью комнатами и всевозможными удобствами — кухней, буфетной, ледником (холодильным помещением), прачечной, винным погребом…

Монограмма Сергея Аршавского «СА» поныне уцелела на фасаде. Но первый владелец жил в своем особняке только пять лет. В августе 1913-го он продал участок и дом киевскому купцу 1-й гильдии Товию Апштейну, владельцу крупной фирмы по торговле металлическими изделиями «Апштейн и сыновья». Любопытно, что нового хозяина здания, скорее всего, не смущали чужие инициалы на стене: старших сыновей, компаньонов и наследников купца Апштейна звали Соломон и Самуил.

«Дом плачущей вдовы» принадлежал семье Апштейн вплоть до революции. Потом здесь размещались разные советские учреждения. Когда в громадном соседнем здании по нынешней улице Банковой, 11 обосновался Центральный комитет украинских большевиков, особняк перешел в собственность управления делами ЦК. Его использовали как резиденцию для партийной элиты и почетных гостей; в подвале дома была оборудована, по словам того же Врублевского, «прелестная сауна». В наши дни весь комплекс ЦК поступил в распоряжение президентской администрации.
Итак, мы убедились, что ни с какой «плачущей вдовой» оформление особняка на Лютеранской не связано. Что же тогда символизирует эффектный маскарон? Этим вопросом уже интересовались исследователи. Профессор искусствоведения Сергей Гиляров, который в своей известной публикации 1936 года «Архітектура Києва передвоєнної доби» едва ли не первым указал на Брадтмана как на автора особняка, мимоходом отметил: «Ефектно виділений середній ризоліт увінчано рельєфною головою медузи». Имеется в виду, понятно, Горгона Медуза из знаменитого мифа о Персее. Его толкование повторяли и другие авторы. 

Но согласиться с этим трудно — хотя бы потому, что на художественных изображениях Медузы всегда бросаются в глаза ее волосы-змеи. У «плачущей вдовы» ничего подобного не видно. 
Между тем нетрудно убедиться, что маскарон на фасаде особняка — не просто портрет женщины. Здесь изображено крылатое существо, чьи распластанные крылья отчетливо видны позади. Птица с женским ликом? Что ж, в искусстве встречаются такие образы. Вспомним райских птиц из славянской мифологии. В 1896 году художник Виктор Васнецов написал картину «Сирин и Алконост. Песнь радости и печали». Справа — светлая, лучащаяся счастьем птица Сирин. Слева — темная, в тяжелом золотом венце птица Алконост. У нее голова прекрасной женщины, из глаз которой текут слезы. 

Не это ли аналогия с «плачущей вдовой»? Но нет,

Сирин и Алконост — поющие птицы, а у маскарона уста сомкнуты. 
Однако тем же Васнецовым в 1897 году был представлен на холсте еще один подобный мифологический образ — Гамаюн. Это всеведущая птица, которая может открыть тайны грядущего, но только тем, кто способен воспринять их. 

Картина Васнецова «Гамаюн, птица вещая» произвела сильное впечатление на поэта Александра Блока. В 1899 году он написал одноименное стихотворение:

На гладях бесконечных вод,
Закатом в пурпур облеченных,
Она вещает и поет,
Не в силах крыл поднять смятенных…
Вещает иго злых татар,
Вещает казней ряд кровавых,
И трус, и голод, и пожар,
Злодеев силу, гибель правых…
Предвечным ужасом объят,
Прекрасный лик горит любовью,
Но вещей правдою звучат
Уста, запекшиеся кровью!..

Рельеф на фасаде особняка действительно близок к образу вещей птицы Гамаюн, столь популярному в эпоху увлечения символизмом и модерном. Глубокий, проникающий взгляд. Печаль — неизменная спутница «многого знания». И еще одна характерная деталь: лик женщины увенчан каштановыми листьями, которые расходятся из одной точки во лбу. Архитектор Елена Сидорова указывает на эту точку как на «место «третьего глаза», то есть чакры «аджна», наделяющей свойством предвидеть будущее». Отметим, что почерпнутое из индуизма понятие о межбровной чакре, связанной с ясновидением, было известно во времена строительства дома на Лютеранской из модного тогда эзотерического учения Елены Блаватской.

Каково бы ни было толкование необычного маскарона, сейчас мы все равно не знаем, кому и в какой связи принадлежала идея увенчать дом таким изображением — домовладельцу, архитектору или неизвестному нам скульптору, участвовавшему в оформлении особняка. Но прекрасный женский лик оказался в полной гармонии с архитектурным замыслом, автором которого был талантливый киевский зодчий Эдуард Брадтман.