Большая история любви (Часть 1)

Кирилловская церковь оказалась в центре внимания общественности в 60-е годы XIX века: под штукатуркой XVIII в. на ее стенах были обнаружены древнерусские фрески. Городскими властями было принято решение об их восстановлении, а заодно и реставрации церкви в целом. Работы начались в 80-х годах, общее руководство было поручено профессору Адриану Викторовичу Прахову, который, несмотря на довольно молодой возраст (ему не исполнилось тогда и сорока), был признанным экспертом в области древнерусского искусства.

Из воспоминаний А. В. Прахова:

«Боясь, что в мое отсутствие комитет, ведавший денежными средствами (по реставрации Кирилловской церкви), поручит написать образа какому-нибудь местному художнику-богомазу, я взял на себя заботу найти в Петербурге талантливого ученика Академии художеств, который мог бы выполнить в Киеве этот заказ, не выходя за пределы скупо отпущенных по смете денежных средств. В Питере, приехав осенью читать лекции в Университете, я не мог сразу заняться этим делом… Наконец собрался и прямо отправился в Академию художеств к своему старому другу П. П. Чистякову.»

Рассказав об открытии древних мозаик в Киевской Софии, об обнаруженных им и сохраненных без реставрации фресках в церкви бывшего Кирилловского монастыря, Адриан Викторович попросил порекомендовать кого-нибудь из учеников, «кто согласился бы приехать в Киев и написать за 1200 рублей, со своими материалами, на цинковых досках четыре образа для одноярусного мраморного иконостаса в византийском стиле».

«Только что кончил, как кто-то постучал в дверь.
— Войдите! — крикнул П. П. Чистяков.
Дверь мастерской отворилась, и вошел с довольно большой папкой в руках стройный, худощавый молодой человек среднего роста. С лицом не русского типа. Одет он был аккуратно, в студенческую форму, даже со шпагой, которую студенты в то время неохотно носили.
— А вот — на ловца и зверь бежит! Вот тебе и художник! Лучшего, более талантливого и более подходящего для выполнения твоего заказа я никого не могу рекомендовать…».

Прахов и молодой Врубель, которому недавно исполнилось 27, быстро пришли к согласию. Весной 1884 года в киевской квартире Прахова появился «худощавый, русый, застенчивый молодой человек с тонкими чертами лица…» (Н. А. Прахов). На сохранившемся до сих пор доме № 6/11 по улице Большой Житомирской есть мемориальная доска, посвященная художнику.

Там он встретил жену Адриана Викторовича — Эмилию Львовну, 32-летнюю мать троих детей, одаренную и хорошо образованную молодую женщину, которая была душой киевского художественного общества.

Пройдет совсем немного — и Врубель страстно влюбится в нее, она станет его Прекрасной Дамой, музой и вдохновительницей, но, отчасти, — и причиной того, что талант Врубеля не будет реализован в Киеве в той мере, в которой этого хотелось бы и самому художнику, и многим поколениям киевлян.

Эмилия Львовна не была классической красавицей, но воспоминания об ее удивительных бездонных глазах и задорном неспокойном характере оставили многие ее современники.

Почти все вечера Михаил Александрович проводил в доме у Праховых. Адриан Викторович нашел в нем единомышленника, прилежного ученика и благодарного слушателя. Они обсуждали работу по восстановлению фресок и созданию новых росписей в храме, рассматривали и изучали альбомы византийской живописи, привезенные Праховым из поездок по Европе.

А с Эмилией Львовной художник вел долгие беседы на самые разные темы: о музыке, поэзии, новейшей французской литературе, покорявшей в то время читателей, да и просто о жизни.

Из воспоминаний Николая Адриановича Прахова:

 «Останавливаясь по пути в Кирилловское у нас на даче, Михаил Александрович брал подвернувшийся под руку детский альбом для рисования моей старшей сестры и начинал рисовать в нем или писать акварелью кого-нибудь из членов нашей семьи, чаще всего — маму за какой-нибудь работой. Обычно он не доводил эти работы до конца. Наметив тонкой кистью легким коричневым тоном основные контуры рисунка, Михаил Александрович начинал писать красками с какого-нибудь заинтересовавшего его цветового пятна и светового эффекта; лицо, как хорошо знакомое, всегда оставлял «на потом» и оттого редко заканчивал».

Работы у Врубеля прибавляется — несколько художников, задействованных в реставрации, по разным причинам отказываются от заказов, и Михаил Александрович охотно их заменяет.

Несмотря на большую загруженность и увлеченность, с которой Врубель выполняет работу, он со всей свойственной ему бесшабашностью умудряется вести достаточно «свободный» образ жизни — вокруг него завязываются мимолетные любовные интрижки, он спускает на них те небольшие деньги, которые получает за работу, иногда неожиданно и без предупреждения пропадает куда-то на несколько дней.

Н. А. Прахов:

«С нашей матерью Михаил Александрович был откровенен, и она, по прямоте своего живого характера и непосредственности, могла иногда отчитывать его от чистого сердца, не стесняясь так называемыми «светскими приличиями».

Врубель все больше привязывается к Эмилии Львовне. Разговоры с нею — радость и откровение для него.