Аферисты ушедшего века (Часть 1)

 «7 июля 1911 года в окружном суде столицы империи был вручен обвинительный акт редкому аферисту, — сообщал петербургский журнал «Тайный советник». — Обладатель известной фамилии, сын генерала, блестяще окончивший Военно-юридическую академию, Николай Маклаков не чувствовал призвания к карьере юриста. Его влекла сцена. Одно время он даже имел там успех, выступая сначала в драме, а потом в оперетке под фамилией Ржевского. Ему прочили прекрасную будущность в легком жанре, но вскоре театр также надоел Ржевскому-Маклакову. Он решил стать «издателем» артистического словаря, для чего снял помещение и объявил прием служащих, получая с них крупные залоги (то есть денежные суммы за размещение будущей рекламы).
Когда контора переполнилась клерками, для которых не оказалось никакого дела, а залоги были уже истрачены, и служащие сперва робко, а потом настойчиво стали требовать уплаты жалования и возвращения залогов, Маклаков исчез из Петербурга. Затем он под другой фамилией открыл Экспортную контору. Что экспортировала эта контора, неизвестно. Но зато достоверно известно, что руководитель конторы набрал служащих и собрал с них несколько тысяч рублей в залог под будущие прибыли. Пока служащие взыскивали свои залоги в судебном порядке, Маклаков открыл Василеостровский сад и снял антрепризу на имя матери. И здесь он действовал по той же схеме. Собрав огромную сумму, молодой аферист уехал за границу.
Он поселился в Париже, где удачно разыгрывал роль депутата Государственной думы. Его всюду принимали, чему в немалой степени способствовали его природный ум, ловкость и хорошая юридическая подготовка. Когда роль депутата Маклакову наскучила, он стал выдавать себя за представителя министерства иностранных дел. Любопытно, что он был чрезвычайно дружен с известным аферистом того времени корнетом Савиным, вместе с которым они одно время весьма успешно шантажировали экс-министра Клемансо. В конце концов друзья-авантюристы вынуждены были бежать из Парижа. Маклаков оказался в Швейцарии, где обманул доверие хозяина гостиницы, был судим и попал в тюрьму. Швейцарские тюрьмы показались ему недостаточно комфортными, и он обратился с ходатайством об отправке его в Россию. В доме предварительного заключения Маклаков содержался более двух лет. Здесь он чувствовал себя героем и охотно делился воспоминаниями о своем прошлом».

Замечу, что, описывая свои похождения, Маклаков получал приличные гонорары, что позволяло ему безбедно существовать и быть в фаворе у дам. К слову, дамы во множестве, весьма охотно и по сей день отдают предпочтение именно проходимцам. Правда, попадаясь на удочки аферистов, они затем горько сожалеют о случившемся.
В каждом полицейском участке любого города (от столичного, губернского и уездного до заштатного) в старые времена имелись списки «личностей неопределенных занятий», за которыми должны были вести строгий надзор филеры. В Киеве, к примеру, таких «неблагонадежных обывателей» насчитывалось более пяти тысяч человек. В губернском городе Минске их было на порядок меньше.
Грандиозной фигурой прошлых времен была мещанка Мотрона Морозкина, которая представлялась фанаткой Иоанна Кронштадского, последовательницей и даже душеприказчицей его творческого наследия. Мотрона проповедовала в Минске и губернии трезвый образ жизни, торговала свечками, иконками, а в память о страдальце и человеколюбце Иоанне ходила без обуви круглый год. В народе ее прозвали Мотроной Босоножкой. Полиция хотя и держала ее у себя на заметке, однако до поры до времени не вмешивалась в деятельность «святой», так как та все делала в рамках закона и благочестия. Мотрона совершала паломничества в Киев, собирая большие группы богомольцев, посещала Кронштадт, Троицкую лавру, Почаев. Внезапно в 1907 году Мотрона предстала в амплуа богатой невесты и удачно вышла замуж, напрочь забыв при этом о своей прошлой деятельности. Поговаривали, что на ее банковских счетах было несколько десятков тысяч рублей, собранных с доверчивых паломников в виде благодарственных подношений, «на храм», на помин душ умерших и т. п.
Вновь обратимся к «Тайному советнику» начала века. Он сообщал, что «один веселящийся петербуржец, человек состоятельный и семейный, имел привязанность на стороне в лице миловидной дамы, подвизавшейся на сценических подмостках. Когда ему случалось выезжать из столицы, он обыкновенно брал ее с собой и, останавливаясь в гостинице, прописывал по своему паспорту как законную жену.
Но однажды случилось непредвиденное: во время пребывания в одном курортном городе молодая женщина скоропостижно умерла. Боясь ответственности за подлог, ловелас не решился раскрыть ее настоящего имени и вынужден был похоронить как свою жену. В его паспорте сделали соответствующую отметку и послали извещение в полицию. Возвратясь в Петербург, он долго хлопотал, пытаясь исправить дело, но, несмотря на значительные расходы, в которые вылились эти хлопоты, сделать ничего не сумел. Под непрерывным страхом огласки он сошел с ума и через некоторое время умер в больнице для душевнобольных». Между прочим, его законная жена, превратившаяся в «живой труп», пришла хлопотать о самостоятельном виде на жительство и с ужасом узнала, что по документам мужа считается давно умершей. С большим трудом ей удалось восстановиться в правах…
Был такой замечательный проходимец Прэйс (о нем писала почти вся пресса империи). Разъезжая по необъятной стране, умный и обаятельный Прэйс соблазнял прежде всего богатых вдов и каждый раз вступал в брак, после чего обдирал их до нитки и сбегал в другой город. За девять лет кавалер сумел оформить тайный брак с тридцатью женщинами (в том числе с киевлянками), пока не попался в Минске. По статье «многоженство» был осужден к 5 годам каторги с конфискацией всего имущества, и после освобождения ему запретили жить в европейской части России. Думается, что и в азиатской части страны он после выхода на свободу преуспел на избранном поприще.
Многие проходимцы промышляли в шикарных ресторанах, кондитерских, кинематографах, где имелись залы с карточными столами. Естественно, здесь не обходилось без шулеров, ведь играли-то в основном на денежный интерес. Как правило, входя в доверие к игрокам, шулеры подыгрывали одной из сторон, подсказывая карты соперника. В случае крупного выигрыша такому шулеру полагался солидный процент, в случае провала мошенника могли избить, а могли и помиловать, передав полиции. В последнем случае подозреваемый немедленно отпускался на свободу за отсутствием состава преступления.