Студенческая богадельня (Часть 1)

В 1830-х годах Киевский университет размещался на Липках в доме отставного капитана Ивана Корта — там, где теперь фонтан Мариинского парка. Студенты обычно селились поблизости и выбирали квартиры подешевле. Первой киевской «колонией» учащейся молодежи стала небольшая слободка неподалеку от Аскольдовой могилы, населенная в основном отставными солдатами-ветеранами, нижними армейскими чинами и бедным служивым людом. Абитуриента Михаила Чалого, впоследствии известного педагога и мемуариста, привел сюда его земляк — молодой писатель Пантелеймон Кулиш.

«Небогатое студенчество, — вспоминал мемуарист, — ютилось тогда большей частью на Провалье, маленьком фольварке, находившемся против университета, при спуске к Днепру, и состоявшем из нескольких десятков домиков с огородами и садами, тянувшимися к самому обрыву. Между домами шла неровная, изрытая руинами улица. Тут-то мы и нашли квартиру за 25 рублей ассигнациями в месяц, с обедом, чаем и мытьем белья. Хозяйка моя была бедная чиновница, промышлявшая студентами, а ее муж в то время проливал в некотором роде кровь на Кавказе».

Отношения между хозяевами и жильцами не регулировались никакими правилами или законами. Тут все зависело от того, кому как повезет. Тот же мемуарист рассказывает, что после вступительных экзаменов он отлучался из города на две недели и, вернувшись, обнаружил свой сундук совершенно пустым. «Чиновница моя не только не считала себя ответственной за пропавшее имущество, но даже требовала от меня 12 рублей за квартиру, которая в мое отсутствие числилась за мною, — пишет он. — Дело в том, что незадолго до моего возвращения с Кавказа прибыл ее благоверный, горьчайший пьяница, который поразгонял всех квартирантов и успел в несколько дней позакладывать в кабаке все, что попадалось ему на глаза. Пострадали и мои вещи. Вследствие такого подлого нахальства со стороны моей хозяйки и денного грабежа кавказского разбойника я остался с 12 рублями в кармане, без книг, даже без белья, которым с такою заботливостью снабжала меня в дорогу моя матушка. Осталось у меня только то, что я успел захватить с собой. Сундук, правда, уцелел, но нечего было туда прятать».

Среди студентов университета в то время действовала старинная система артельного ведения хозяйства, унаследованная от киевских бурсаков. Она спасала их от произвола домовладельцев и позволяла тратить на жизнь вдесятеро меньше, чем студенты, снимавшие самые скромные квартиры «со столом». К одной такой артели и прибился после долгих мытарств наш обворованный студент. Его новые друзья снимали на двоих две крохотных комнатки в частном доме на Никольской улице и вносили в общую кассу по 2 рубля 83 копейки в месяц. Этих денег хватало как на оплату помещения, так и на питание.

Когда университет перебрался в новое здание на Владимирской улице, студенты перекочевали в ближайшие окрестности Старого Города. Теперь они снимали квартиры на хуторах в малозаселенной гористой местности между теперешними улицами Богдана Хмельницкого и Бульварно-Кудрявской. Горожане называли ее Киевской Швейцарией. Основная часть несостоятельных студентов облюбовала бывшую Солдатскую слободку (район теперешней Бульварно-Кудрявской и Златоустовской улиц). Со стороны университета это разбросанное по долинам и холмам поселение выглядело также очень уютно и привлекательно, но квартирующие там студенты называли его Хуторами Отчаяния.

Это были настоящие задворки, дно городской жизни. Но его обитатели имели некоторые преимущества перед жителями лучших районов. Например, квартира со столом стоила здесь всего три с половиной рубля в месяц. Помесячная оплата применялась в редких случаях. Платили, когда были деньги. Должников хозяева не выгоняли, только прекращали кормить.

«Надеясь поступить на казенное содержание, — вспоминал бывший директор Первой киевской гимназии Алексей Андрияшев о своей жизни на Хуторах Отчаяния, — я не хотел просить денег у матери и искал уроков, а между тем мои червонцы давно уже испарились. Безденежье ужасное, так что хозяин уже не раз приходил объявить мне и товарищам, что обеда не будет. Только благодаря великодушной хозяйке мы кое-как питались и в эти злосчастные дни. Тайком от мужа она покупала для нас булки. Так мы перебивались, пока не появлялась у кого-нибудь сумма денег, чтобы уплатить хозяину малую толику. Тогда опять была у нас на столе горячая пища».