Киевский Нюрнберг

Еще в апреле 1943-го Президиум Верховного Совета СССР принял указ о мерах наказания нацистских преступников, «виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев», и для их пособников – «изменников Родины из числа советских граждан». Для них предусматривалась позорная смерть через повешение. Осенью того же года была оглашена декларация за подписями «большой тройки» – Рузвельта, Сталина, Черчилля. В ней говорилось, что гитлеровцы должны быть наказаны за жестокие злодеяния и что преступников, задержанных где бы то ни было, надлежит отправлять туда, где они провинились, дабы их карали по местным законам.
И вот теперь для виновных настало время платить по счетам.

Следствие велось в Москве, а суд состоялся в Киевском Доме офицеров (тогда Дом Красной армии) с 17 по 28 февраля 1946 года. Перед трибуналом Киевского военного округа предстали 15 гитлеровцев.
Состав подсудимых был крайне разнороден: от генерал-лейтенантов Шеера и Буркхардта 1889 года рождения до унтер-офицера Майера 1925 года.
Процессу предшествовало следствие – на скамью подсудимых усадили именно тех, против кого нашли конкретные обвинительные документы или живых свидетелей преступлений. Некоторые сами вынуждены были признать свою вину. В то же время проявлялась и специфика советской судебной практики, когда нужно признаться в содеянном и во всем, что скажут. На сбоях это было особенно заметно. Так, генералу Паулю Шееру, руководившему охранной полицией и жандармерией генерального комиссариата «Киев» явно было указано уличить немцев во взрыве Киево-Печерской Лавры, но тот «подвел» обвинение. По его словам, во время взрыва в Лавре работала так называемая команда Розенберга, занимавшаяся вывозом культурных ценностей в Германию, – резона немцам разрушать памятник тогда не было никакого. По всему выходило, за взрывом стояли советские подпольщики, но эта версия была уж больно скандальной, и потому сам Шеер поспешил уверить, что в нее не верит, поскольку «не допускал, чтобы партизаны могли прибегнуть к уничтожению своего национального культурного памятника».
Но в целом в ходе Процесса выяснялись жуткие подробности жизни киевлян в оккупации и немецкой неволе, событий в Бабьем Яру, в Сырецком концлагере. Неудивительно, что обвинитель – генерал-майор юстиции Александр Чепцов – в своей речи потребовал смертной казни для всех подсудимых. Это выступление транслировалось по городскому радио и вызвало шумное одобрение киевлян. Адвокаты добились немногого. В окончательном вердикте трибунала лишь троим из пятнадцати, самым младшим по званиям, виселицу заменили длительными каторжными работами – по 15 и 20 лет. Остальных двенадцать присудили к высшей мере.

В феврале 1946-го на центральной площади Киева, носившей тогда имя «всесоюзного старосты» М. И. Калинина, сколотили деревянный эшафот. Он стоял приблизительно посередине между нынешними Главпочтамтом и Домом профсоюзов, там, где теперь во время массовых гуляний сооружают концертную площадку. В день казни площадь и прилегающая часть Крещатика, лежавшего тогда в руинах, была запружена народом. Любопытные забрались даже на крыши. Виселица состояла из шести секций, по две петли в каждой. Под эшафот подогнали грузовики с открытыми платформами, на которых стояли осужденные со связанными за спиной руками. Им