Гражданский брак по-старинному (Часть 2)

Избавиться от жены можно было еще проще. Без всякой бумажной волокиты и хождения по инстанциям. Просто продать кому-нибудь, кому она нужна. Об этом свидетельствует такой случай, описанный в 1887 году в той же газете:
«23 августа крестьянин из с. Гуты Киевского уезда Анищенко после продажи хлеба на Житнем базаре, по обычаю, завернул в ближайший кабачок «спрыснуть» продажу. Здесь он случайно встретил супругов из киевских мещан Копыльковых, мирно потчевавших друг друга, и вступил с ними в разговор. Во время беседы Анищенко заговорил о своем неприглядном житье-бытье и упомянул, что хозяйство его ведется из рук вон плохо, вследствие того, что жена у него давно уже больна. — «А моя здорова, — ответил на это Копыльков. — Купи ее у меня, и твое хозяйство поправится». Анищенко, взглянув пристально на Копылькову, был заметно польщен таким предложением, но здесь же с горечью заметил, что за новую жену он ничего не может предложить, кроме старого ружья, находящегося при нем, и «магарыча». Но Копыльков и не думал протестовать против столь низкой платы за жену.
Жена тоже не заявила протеста против предложенной сделки. Но Анищенко, относившийся все время скептически к словам случайного благодетеля, потребовал от него формального отречения от прав собственности на законную супругу. Копыльков не замедлил удовлетворить это желание покупателя и выдал ему расписку, в которой заявил, что отныне он продал свою жену Марью Тимофеевну Кузьме Анищенко и претензий больше к ней не имеет. Акт отречения был подписан продавцом и свидетелем этой сделки Самуилом Спекторским. Покончив дело, Анищенко усадил новую подругу жизни на телегу и двинулся в путь».

Весть о дикой кабацкой сделке вскоре достигла родственников проданной Марьи Тимофеевны, и те, оскорбясь, «пустились в погоню за беглецами, вскоре догнали их и вместе с Копыльковым доставили их в полицейский участок, где заключенная сделка была признана недействительной».
Приведенные здесь эпизоды можно, конечно, воспринимать с юмором. Но вообще-то в таком сожительстве было больше печального, чем смешного. Страдали в основном женщины, которые оказывались на старости лет в совершенно бесправном положении.
У турок в Стамбуле и у арабов в Каире хозяин дома, поссорившись с женой, шел в кафе и трижды прилюдно отрекался от нее. После этого брак считался расторгнутым. Как это ни странно, нечто подобное существовало и на юго-западной окраине Киева. Тамошние жители также считали, что муж может расторгнуть брак самовольно, когда пожелает, без всяких бумажных проволочек. Он сам возбуждал бракоразводный «процесс», сам творил свой домашний суд, сам выносил приговор и сам исполнял решение. Киевский журналист Теофильев видел такой патриархальный развод (вернее, расправу над женщиной) в Лыбедской части Киева. Увиденное произвело на него тяжелое впечатление.
«Летом настоящего года, — пишет он, — мне пришлось быть свидетелем домашнего суда. Его творил человек в поддевке, домовладелец, — творил над 50-летнею старухою, своею женою в присутствии взрослых детей. Рассказывали, что вследствие каких-то неудовольствий хозяин прогнал из дома жену. Немощная старуха после долгих скитаний наконец возвратилась, чтобы взять хоть какое-то платье. Это не понравилось хозяину, он связал ей руки и привязал к саженным дровам, стоявшим на его дворе. От 5 до 11 часов утра несчастная простояла в таком положении с обнаженной грудью и под палящим солнцем; по временам только являлся хозяин и несколькими ударами напоминал о своей власти. Народ сходился, смотрел, но никто не заступился. Наконец сыскалась какая-то сердобольная женщина и привела полицейских, которые отвязали несчастную и забрали с собой, но личность, творившая суд и расправу, осталась неприкосновенною… Отчего никто не заступился за эту женщину? Я обратился с вопросом к стоявшему возле меня горожанину с добрым откровенным лицом.
— Не наше дело, он хозяин и властен в своем доме делать все, что угодно. Значит, такой закон есть и ему надо подчиняться».