Михаил Терещенко (Часть 3)

Продолжая семейные традиции благотворительности и меценатства, Михаил Иванович в 1912 году стал почетным попечителем Первой гимназии и сделал тот своевременный шаг, что стал решающим в затянувшейся проблеме преобразования Киевского музыкального училища в консерваторию. Впервые городская дума возбудила этот вопрос перед Петербургом три года назад, но пока безрезультатно, хотя ходатайствовали многие.

Совет Собрания домовладельцев Киева в сентябре 1909 года писал, в частности: «В первопрестольном Киеве еще при Святом князе Владимире баяны, кобзари, лирники и другие создавали русскую песню, а, следовательно, и музыку. Так же созданы церковные песнопения Киево-Печерской лавры, перешедшие затем в другие города и области России. Оттуда же хоры, капеллы и выдающиеся оперные певцы и до сих пор заполняются в России выходцами из Малороссии, где вокальное искусство глубоко проникло в народную среду. Если мы к этому припомним еще, что религия, просвещение и искусство тоже из Киева распространилось по целой России, то станет ясно, что Киев только по недоразумению лишен высшего музыкального образования».

В мае 1912 года председательница императорского Русского музыкального общества принцесса Елена Георгиевна уведомила, наконец, Киев о согласии главной дирекции Общества на учреждение консерватории. Она попросила представить финансовые расчеты, но средств Петербург не пообещал — их должны были изыскать в Киеве самостоятельно.

Вот тогда и помог Михаил Иванович Терещенко. Он заявил, что пожертвует 50 тысяч рублей на содержание консерватории, а дума сообщила об этом в главную дирекцию, где принималось окончательное решение. Чуть позже Елизавета Владимировна Терещенко, вдова Александра Николовича, добавила 30 тысяч в процентных бумагах на стипендии имени ее покойного мужа.

Урегулировав все формальности, открытие консерватории назначили на 3 ноября 1913 года, приурочив к 50-летнему юбилею Киевского отделения Русского музыкального общества. В следующем году совет консерватории планировал на пожертвованные М. И. Терещенко деньги начать строительство нового здания. Но уже шла война — и было не до этого.

В Киев стали приходить эшелоны с ранеными, их надо было где-то размещать. Поэтому закрывались школы, училища, гимназии, некоторые из них эвакуировали в другие города подальше от линии фронта. В августе 1914 года, Михаил Иванович открывает за свой счет лазарет на 300 кроватей в здании городского училища имени Н. А. Терещенко на Большой Подвальной (теперь здесь Институт театрального искусства им. И. К. Карпенко-Карого). Его примеру последовали другие члены общей терещенковской семьи.

С самого начала войны Михаил Иванович активно работает в Российском обществе Красного Креста, занимаясь организацией сети госпиталей. В июне 1915 года, находясь в Петрограде, он направляет в Киев телеграмму, предлагая немедленно создать Киевский военно-промышленный комитет, через который правительство будет координировать перевод производства на нужды военного времени и распределять заказы среди предпринимателей. Буквально через пару дней комитет был создан, в него вошли такие авторитеты, как Л. И. Бродский, Д. С. Марголин, М. А. Суковкин, а 29-летний Терещенко возглавил комитет. Одновременно стал членом такого же Всероссийского комитета.

На этих общественных должностях в полной мере проявились его умение ориентироваться в меняющейся обстановке, схватывать суть и организовывать дело. Помогали, безусловно, огромные личные капиталы и связи, но авторитет Михаил Иванович завоевал вполне заслуженно. Этим и руководствовался исполнительный комитет Государственной думы, когда 2 марта 1917 года назначил Терещенко министром финансов Временного правительства, а 5 мая — министром иностранных дел.

Позже управляющий делами Временного правительства В. Д. Набоков (отец писателя Владимира Набокова) писал, что появление Михаила Ивановича на этих высоких постах было для него большой неожиданностью: «Сперва, я даже не хотел верить, что дело идет о том самом блестящем молодом человеке, который несколько лет до этого появился на петербургском горизонте, проник в театральные сферы. До сих пор я точно не знаю, кто выставил его кандидатуру. Я слышал, что он от нее упорно отказывался… Я помню, что когда ему приходилось докладывать Временному правительству, его доклады были всегда очень ясными, не растянутыми, а напротив, сжатыми и прекрасно изложенными… В июле и августе он, вместе с Некрасовым и Керенским, составлял триумвират, направлявший всю политику Временного правительства».

По-разному оценивалась деятельность Терещенко и современниками, и историками. В. В. Шульгин, вспоминая в своих «Днях» март 1917-го, недоумевал: «Но почему, с какой благодати он должен был стать министром финансов? А вот потому, что Бог наказал нас за наше бессмысленное упрямство. Если старая власть была обречена благодаря тому, что упрямилась, цепляясь за своих Штюрмеров, то так же обречены были и мы, ибо сами сошли с ума и свели с ума всю страну мифом о каких-то гениальных людях, — «общественным доверием облеченных», которых на самом деле вовсе не было. Очень милый и симпатичный Михаил Иванович — каким общественным доверием он был облечен на роль министра финансов огромной страны, ведущей мировую войну, в разгаре революции?»

И еще одна мысль В. Д. Набокова: «При всех его выдающихся способностях, он не был и не мог быть на высоте политической задачи, выпавшей ему на долю. Роль его была для него столь же не по плечу, как и для большинства прочих министров. Столь же мало, как они, мог он «спасти Россию». А в марте—октябре 1917 года Россию приходилось спасать в буквальном смысле слова».

Политическая карьера Терещенко, начавшаяся в тяжелейшее время, оборвалась арестом в Зимнем дворце 26 октября (8 ноября) и заключением в Петропавловскую крепость.

Его мать, Елизавета Михайловна, страшась за жизнь сына, бросилась за помощью к американскому и английскому послам, обратилась к И. И. Манухину — доктору медицины, деятелю Красного Креста, лечившему от туберкулеза М. Горького.

А 3 декабря к ней явились матрос из Военно-революционного комитета и комендант Петропавловки. Они предложили освободить Терещенко и еще пятерых министров по подложным документам. Растерявшаяся Елизавета Михайловна обрадовалась и вручила матросу записку для сына по-французски — отнесись, мол, с доверием. Лишь потом сообразила, что предложение выглядит странным.

Зинаида Гиппиус записала в дневнике об этой истории: «Мы, конечно, пришли в ужас. Ясно, что это провокация, но откуда она исходит? Был, очевидно, план получить согласие на побег, может быть, инсценировать его, чтобы далее объявить «кадетский заговор», с «фактами» на руках. Несчастный И. И. Манухин не спал всю ночь, утром бросился к Горькому, туда же вызвал мать Терещенко. Горьковская жена, «знаменитая» М. Ф. Андреева, которая всячески дружит и болтает с Луначарским, — эта жена отправилась с Терещенко… к Ленину! Чтобы ему все «доложить». Однако, по-видимому, ничего другого Терещенко не оставалось. Дальнейших подробностей не знаю. Знаю, что как-то «уладилось» и что Смольный просил эту историю не разглашать, заявив, что матрос «уже смещен».

Но все-таки Терещенко удалось бежать из-под стражи и перебраться сначала в Норвегию, а потом во Францию. Его троюродный брат Андрей Владимирович Муравьев-Апостол, родившийся в 1913 году, приезжая пару лет назад в Киев, рассказывал, что он помнит Михаила Ивановича, когда тот пришел к ним без копейки в кармане, так сказать, в чем стоял, но вскоре уже имел солидное состояние — талантливый был человек.

Он прожил долгую жизнь в эмиграции и умер 1 апреля 1956 года в Монако.