Немного о Врубеле (Часть 1)

Когда Михаил Врубель появился в Киеве, ему было 28 лет. По-польски его фамилия означала «воробей». Это коробило молодого художника. Меньше всего он хотел походить на серенькую птичку. И носил странную одежду, им самим придуманную. В Киеве он объявился венецианцем — в коротких бархатных штанах с застежкой под коленом (в Европе их называли кюлотами) и в такой же куцей курточке. На ногах его красовались белые чулки и штиблеты. Киевляне оглядывались на него на улице. Подобные наряды они видели только в театре…

Вскоре художник преподнес киевлянам новый сюрприз — демисезонное пальто собственного покроя с семью суконными пелеринами в каких-то странных коричнево-зеленоватых тонах. Врубель обошел в этом одеянии несколько кафе и был приятно удивлен всеобщим вниманием к своей скромной персоне. Лишь в доме профессора Адриана Прахова ему объяснили, что киевляне взбудоражились потому, что приняли его за некую важную особу. Пальто с пелеринами тогда никто не носил, и этот покрой остался лишь в форменной одежде. Одну пелерину носили ксендзы и швейцары Института благородных девиц, две пелерины — генерал-губернатор. Но чтобы семь! Это было уж слишком…

Киев не чурался чудаков. Петербургская чопорность была ему чужда. У вчерашнего студента Академии художеств Михаила Врубеля появилась возможность вдоволь поэкспериментировать над своей внешностью и блеснуть дремлющим в нем талантом театрального декоратора. Он смотрел на Киев, как на свой личный театр — театр одного актера. И постоянно придумывал эффектные выходы на публику. В искусстве эпатировать он опередил футуристов. Возможно, они учились у него. Во всяком случае, расписывать красками лицо Врубель придумал еще в 1880-х годах в Киеве, когда о подобных экстравагантных капризах в Петербурге никто не помышлял.

 «Как-то раз, — вспоминает художник Николай Прахов (сын профессора), — после того как Врубель писал орнаменты во Владимирском соборе, он складывал в ящик свои материалы, собираясь «шабашить», идти в город в кондитерскую «Жорж», а оттуда — к нам обедать. Сведомский (художник) обратил его внимание на то, что кончик носа слегка запачкан зеленой краской. Михаил Александрович поблагодарил, посмотрел на себя в зеркало, а затем, вместо того чтобы смыть скипидаром небольшое пятно, взял пальцем с палитры ярко-зеленую краску «Поль-Веронез» и тщательно окрасил ею весь нос. Потом пошел по намеченному маршруту, обращая на себя всеобщее внимание прохожих и удивив продавщиц кондитерской».

Врубелю казалось, что он сделал великое открытие. «Женщины красятся, — терпеливо втолковывал он супруге профессора Прахова Эмилии Львовне, — почему же не краситься мужчинам? Только не так, как они. Люди сейчас еще не понимают, но скоро все мужчины будут красить, как я, свои носы в разные цвета, в зависимости от характера и темперамента. Одному подойдет желтый, другому — синий или красный, третьему — лиловый. Мне, например, идет этот зеленый. Это будет очень красиво!» Жена профессора не заглядывала в будущее так далеко. Она приняла зеленый нос за шутку гения — не пустила его за стол и отправила в ванную привести себя в порядок.

Врубель считал человеческое тело несовершенным и полагал, будто в процессе эволюции наша внешность сильно изменится. Однажды он показал Прахову эскиз фигуры с вытянутой рукой, на которой, к немалому удивлению профессора, кроме запястья, явственно вырисовывался второй такой же сустав. «Это, — объяснил художник, — добавочное тело, которого еще нет у человека, но которое необходимо, чтобы кисть руки свободно двигалась во всех направлениях». Профессор посоветовал художнику приберечь эту мысль для более подходящего случая и нарисовать фигуру с руками, «как у всех людей».