Немного о Врубеле (Часть 3)

Много лет спустя сын профессора пытался объяснить разрыв художника со своим отцом несхожестью их подходов к делу. «Отношение моего отца к М. А. Врубелю, — пишет Николай Прахов, — в начале их знакомства полное увлечения его выдающимся талантом, впоследствии несколько охладело. Случаи беспричинного уничтожения им вполне законченных произведений и рассеянный образ жизни, заставлявший его неожиданно бросать работу над орнаментами в соборе, убедили отца в деловой неустойчивости художника».

Требовать от художника практической хватки — последнее дело. В ХIХ веке это знали. Причины неприкаянной жизни Врубеля в Киеве были иные. Рядом с гением многие деятели тогдашней киевской элиты чувствовали себя неуютно. Он заставлял их взглянуть на себя с высот вечности. А они к этому не привыкли.

Он мешал им и в личной жизни. На фоне экзотических, безумных страстей Врубеля их «романтические похождения» казались обычным мещанским флиртом. Профессор Прахов считался великим ловеласом, однако знал меру в амурных делах. В свое время он увлекся красотой, умом и необыкновенными дарованиями внебрачной дочери военного министра Милютина и, разумеется, женился на Эмилии Львовне по любви. Но злые языки судачили, что при этом профессор ловко пользовался выгодами своего брачного союза. Когда, к примеру, Строительный комитет отвергал ту или иную композицию художников, расписывающих собор, за ее «неканоничность», зять Милютина мчался в Петербург, где перед ним открывались двери самых высоких кабинетов, и все вопросы решались.

Профессор обожал свою супругу, но часто изменял ей и заводил «романы» на стороне. Когда его амурные подвиги всплывали, Эмилия Львовна устраивала «бунты». Сначала она исчезала из дома, и вся праховская компания рыскала по городу в ее поисках. Потом она неожиданно появлялась, запиралась в гостиной и играла самые мрачные места из Бетховена и Шуберта. Ее умоляли успокоиться и отворить дверь, но она отвечала страшными раскатами и рыданиями рояля. Так продолжалось обычно целый день. Потом Эмилия Львовна сдавалась, и в дом съезжались гости.

Праховские бури в стакане воды выглядели комично по сравнению с любовными историями Врубеля. Женщины влекли его к себе загадкой так называемой вечной женственности. В женской красоте Врубель искал не счастья, но разгадки тайны бытия. Многие его увлечения носили платонический характер. Ему было совершенно все равно, какое место занимала женщина в обществе. Когда он с восхищением говорил о чарах цирковых наездниц, Нестеров и Васнецов лишь недоуменно переглядывались. Ничего особенного они в них не видели, а Врубель готов был ради какой-то «дивы» бросить все на свете. В свою будущую жену — певицу Надежду Забелу — Врубель влюбился (уже в Москве) заочно, по голосу на пластинке. Для него этого было достаточно. Впоследствии он написал с нее «Царевну-Лебедь» — самый романтический женский образ во всей мировой живописи.

Увлекшись как-то циркачкой-англичанкой из киевского увеселительного парка Шато-де-Флер, Врубель забросил работу и целые дни проводил в ее семье. «Но что такое бедный художник для дельцов кафе-шантана?! — рассказывает живописец Николай Мурашко. — Горемычный Михаил Александрович торчал там по целым дням и вечерами; его «предмет» вдруг на глазах куда-то исчезал, и тогда его развлекал отец. Михаил Александрович рассказывал об этом с грустной улыбкой. Потом «предмет» появлялся, как и исчезал, без всяких объяснений. Это увлечение длилось не долго. Артисты «Шато» перекочевали куда-то в другое место. У Михаила Александровича появилась было мысль сопровождать их, но эта идея, к счастью, скоро отпала».

Под конец своего киевского житья Врубель увлекся итальянской наездницей Анной Гаппо и ради нее в 1899 году оставил наш город. На этот раз вера в женскую красоту не обманула его. Вместе с цирковой труппой он попал в Москву, где его ждали лавры гения. Там он нашел не просто похвалы, но и надежного друга-мецената — Савву Ивановича Мамонтова. Создал полотна, которые делают его имя бессмертным. Конечно, Врубель не тратил в Киеве время впустую. Под сенью каштанов написаны такие известные картины, как «Девочка на фоне персидского ковра» и «Восточная сказка». Но рассчитывать на что-то большее не приходилось. Тогдашний, вторичный в своих художественных вкусах, Киев никогда не позволил бы ему написать «Демона», «Пана», «Царевну-Лебедь», «Сирень»… В них воплотилось вдохновение сродни безумию. Но именно этого в городе не любили.

После десяти лет своей новой, некиевской, жизни Врубель покоряет столицы Европы. В 1906 году дебютирует в Париже. Там происходит его заочная встреча с Пабло Пикассо. Молодой Пикассо с утра является на выставку русских художников и по нескольку часов простаивает перед полотнами Врубеля. Он хочет понять его тайну. Учится у него быть великим, загадочным, непостижимым…