Киевский Икар – Серж Лифарь (Часть 1)

Уроженец Киева, возглавлявший французский балет целых три десятилетия, сначала имел мало шансов стать танцовщиком. Киевский отрезок биографии Лифаря продолжался неполных 18 лет и не содержал в себе ничего примечательного.

Мальчишкой он каждое утро спешил на Николаевскую площадь, к зданию 8-й Киевской гимназии. Кто бы мог подумать, что в конце века стену этого сооружения (на теперешней площади Ивана Франко) украсит мемориальная доска в его честь. Параллельно Сергей занимался музыкой на фортепианном отделении Киевской консерватории. Однажды он узнал, что в студии при Киевской опере балетных артистов обучают под те же пьесы Шопена, что ему приходилось играть в консерваторском классе. Любопытство привело его в студию, где преподавала Бронислава Нижинская. Однако здесь никто не воспринимал всерьёз безвестного юношу.

Судьбу молодого Лифаря решил случай. Однажды пришла весть из Парижа — меценат и вдохновитель «Русских сезонов» Сергей Дягилев просил Нижинскую отобрать пятерых юных танцовщиков для своей балетной труппы. Лифарь не попал в число счастливчиков. Но, поскольку дело было в 1922 г., решиться на отъезд за границу мог не каждый. Один из отобранных кандидатов не нашёл в себе сил распрощаться с близкими людьми навсегда и уступил своё место Лифарю.

Этот шанс Сергей использовал. Балетный век короток, он вынужден был рискнуть. Цена, уплаченная Лифарём за блестящую карьеру, была жестокой: он больше ни разу в жизни не видел своих родителей, а его «возвращение» в Киев состоялось лишь в 90-х, когда именем великого танцовщика был назван киевский Международный конкурс балета.
Есть два обстоятельства, которые можно считать ключевыми для понимания самых фатальных изгибов судьбы Лифаря. Во-первых, его исключительная гордость. Именно гордость, а не бессмысленное честолюбие. Во-вторых, некоторые совпадения, которые случались в его жизни и неизбежно влияли на его поступки.
Чужой успех — самая большая угроза для артиста. Даже если это успех Лифаря. Однажды наш соотечественник невольно затмил звезду Большого театра, любимицу Сталина Марину Семёнову, которая в 1935 г. стала первой советской балериной, приехавшей на гастроли в Париж. Во время её выступлений произошёл один из самых забавных курьёзов в истории балета.

В «Жизели», когда главная героиня бросается к матери, Семёнова привыкла несколько раз выкрикивать «Мама!». Это якобы давало ей особый эмоциональный заряд и всегда сходило с рук на сцене Большого. Когда на репетициях в Париже заметили эту экстравагантную привычку, Лифарь настойчиво посоветовал отказаться от выкриков. Французская публика очень отличалась от советской, и балерина рисковала навлечь на себя бурю негодования. Но не такова была Семёнова, чтобы внимать чужим резонным замечаниям. На спектакле она сначала шептала, а потом всё громче выкрикивала отчаянное «Мама!». Последствия не заставили себя ждать. Тут же кто-то из зала сквозь смех прокричал «А где же твой папа?». Зрители и даже артисты содрогнулись от хохота.
После спектакля Семёнова вышла на поклон и была оглушена пронзительным свистом. Лифарь не знал, как ему поступить в такой ситуации, но по настоянию министра просвещения всё-таки вышел на поклон вслед за примой и получил оглушительную овацию.
Амбициозная Семёнова, видимо, провела не одну бессонную ночь после своего провала. Лифарь на долгие годы остался для неё «по другую сторону баррикад». Эта история была лишь одним из отголосков безусловного первенства Лифаря в балетном жанре на сцене Opera. Он первым из мужчин был удостоен титула «этуаль» (звезда), который раньше употребляли исключительно по отношению к женщинам-танцовщицам.
В его жизни не раз случались бури, возникавшие из-за своенравия его же учениц, из-за их ревности друг к другу на пути к заветному титулу и из-за соперничества за место рядом с Мэтром.
Все думали примерно так: «Если Лифарь был обласкан монархами, если при нём всегда платиновый портсигар, подаренный британским королём Георгом V, если даже в злополучном 1940-м он оставался во главе труппы, то кто, как не он, мог принять фюрера в первые дни оккупации?».