С приходом немцев Лифарь
решил ни в коем случае не покидать своё детище, поскольку любой ценой хотел
сохранить его. Уже через неделю после вступления немцев губернатор Парижа фон
Гротте сообщил Лифарю о намерении Гитлера посетить Opera. Решение, принятое танцовщиком,
казалось ему идеальным компромиссом. В ближайшую ночь он поручил одному из
пожарников по прозвищу Глюглю приехать в опустевший театр и остаться дежурить
там в коморке консьержа. Когда наутро Лифарь сам появился в Opera, простодушный
пожарный доложил ему, что ночью в театр ненадолго приезжало много немецких
офицеров. Один из них был особенно оживлён, расхаживал по залу и фойе,
беседовал с Глюглю и дружески похлопывал его по плечу.
Одна фраза, произнесённая
немцем, когда он окинул взглядом пустые кресла партера, сохранилась для
истории: «Я никогда не понимал, почему ложа вашего президента расположена
сбоку. Я желаю сидеть в центре, чтобы видеть весь спектакль!». Стоит ли
говорить, что анонимным «добродушным немецким офицером» был Гитлер. Когда
несчастный Глюглю узнал об этом — потерял сознание и в тот же вечер умер от
сердечного приступа. А Лифарю ещё долго пришлось носить на себе ярлык
коллаборациониста. Французская диаспора в Лондоне даже вынесла ему за это
символический смертный приговор, а французский суд на некоторое время запретил
балетмейстеру появляться на сценах страны.
В этой истории не всё осталось
ясным для потомков. Так или иначе, живой свидетель ночного пребывания Гитлера в
стенах Opera скоропостижно скончался. Факты, изложенные в книге, — версия
событий Лифаря. Как бы он ни оправдывался, ничто не мешало ему впоследствии,
например, принимать Геббельса в стенах театра. Свои диалоги с фашистом Лифарь
передаёт так, чтобы о нём сложилось самое благоприятное впечатление — как о
защитнике национальных интересов Франции. Проверить его прямую речь, приводимую
в мемуарах, невозможно. Неоспоримым остаётся, по крайней мере, то, что во время
войны на немецкие деньги Лифарь поставил немало балетов — разумеется, не
имевших никакого отношения к идеологии фашизма.
До самой смерти гений балета формально оставался лицом без гражданства. Даже личное предложение генерала де Голля о принятии французского подданства Лифарь хладнокровно проигнорировал. Это обстоятельство в какой-то мере оправдывает его перед лицом истории. По меньшей мере — вызывает уважение.
Иногда у Лифаря рождались замыслы, граничившие с безумием. В 1949 г. Грета Гарбо, которая была проездом в Париже, посетила одну из его балетных постановок и лично выразила восхищение — зашла к нему в ложу после спектакля. На следующий день Лифарь устроил приём в её честь. Балетмейстеру представилась возможность рассказать об одном из своих самых смелых замыслов. В какой-то момент актриса, растроганная проявленным вниманием, со светской непринужденностью спросила: «Чем я могу отблагодарить вас за такую любезность?». Ответ Лифаря последовал мгновенно: «Сыграйте Федру в моём новом балете!».
До самой смерти гений балета формально оставался лицом без гражданства. Даже личное предложение генерала де Голля о принятии французского подданства Лифарь хладнокровно проигнорировал. Это обстоятельство в какой-то мере оправдывает его перед лицом истории. По меньшей мере — вызывает уважение.
Иногда у Лифаря рождались замыслы, граничившие с безумием. В 1949 г. Грета Гарбо, которая была проездом в Париже, посетила одну из его балетных постановок и лично выразила восхищение — зашла к нему в ложу после спектакля. На следующий день Лифарь устроил приём в её честь. Балетмейстеру представилась возможность рассказать об одном из своих самых смелых замыслов. В какой-то момент актриса, растроганная проявленным вниманием, со светской непринужденностью спросила: «Чем я могу отблагодарить вас за такую любезность?». Ответ Лифаря последовал мгновенно: «Сыграйте Федру в моём новом балете!».
Как кинозвезда, не
имевшая ничего общего с балетом, должна была вести себя в балетном спектакле, в
тот момент не представлял себе никто, в том числе и Лифарь. К тому же,
непонятно было, откуда взять фантастическую сумму, которая понадобится для
уплаты ей гонорара. Но вызов был брошен. В ответ Гарбо произнесла: «Да». Но
мечте окрылённого обещанием актрисы Лифаря не суждено было сбыться. Когда уже
не оставалось времени на раздумья, Гарбо написала Сержу короткое письмо. В нём
она желала ему успеха и сожалела, что не сможет быть в Париже во время
запланированного спектакля.
1958 г. принёс долгожданную новость: балетная труппа главного театра Франции
впервые отправляется на гастроли в СССР. Казалось, вот-вот сбудется мечта
Лифаря — побывать на родине и показать там свои спектакли. Но в аэропорту,
перед самым отъездом, его задержала полиция, придравшись к каким-то паспортным
формальностям.
Задержка была неслучайной и затянулась ровно настолько, чтобы улетавший в
Москву самолёт поднялся в воздух. Доведённый до отчаяния Лифарь немедленно
подал в отставку со всех постов в Opera. Коллеги прислали ему из Москвы
ободряющее письмо. Но удар следовал за ударом. Во время выступлений труппы в
Киеве имя Лифаря — балетмейстера-постановщика большинства спектаклей — даже не
упоминалось в афишах. Это настолько потрясло Лифаря, что он без колебаний
поставил крест на своей карьере художественного руководителя балета парижского
театра. Слишком велико было нанесённое ему оскорбление. «Я прощаю всё и всем.
Но, к сожалению, никогда не забываю… Никогда не мщу, потому что моя месть — это
мои достижения», — скажет он о себе позже.
Только в 60-е годы Лифарь смог побывать в СССР. В дни, когда он был почётным гостем Первого международного конкурса молодых артистов балета в Москве, ему удалось инкогнито приехать в Киев и поклониться могилам родителей на Байковом кладбище.
Только в 60-е годы Лифарь смог побывать в СССР. В дни, когда он был почётным гостем Первого международного конкурса молодых артистов балета в Москве, ему удалось инкогнито приехать в Киев и поклониться могилам родителей на Байковом кладбище.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Оставьте пожалуйста свой комментарий